А он скакал домой с войны,
Вез подарки для жены –
Самоцветы из чужой стороны…
Он безжалостно загнал
Пять коней,
Он не ел, он не пил, он не спал –
Мчался к ней.
Он шагнул через порог,
Он был молод и высок –
Но увидел, что другой был у ней…
Он достал свой верный меч,
Повидавший столько сеч,
Он смахнул головку с плеч –
Эх, златовласую…
– По сторонам зорче смотри, – сказал Сварог. – Как бы не проехали, я-то дороги не знаю…
На самом деле ему просто не нравилась песня. Наслушался он подобного творчества в родной части: «Как медленно садятся на песок ребята из Москвы и Ленинграда», «Рыдает мать, и как стена стоит отец…», «Я был батальонный разведчик, а он – писаришка штабной…». А точнее, он был зол на весь белый свет.
– Я могу вас довезти, куда только скажете, и сам найти дорогу, – сказал джинн, которому чертовски не терпелось на волю. – Это будет третье желание.
– Ну потерпи, ладно? – сказал Сварог. – Ты мне еще понадобишься в Харлане…
Джинн чем-то неуловимым напоминал лейтенанта Семенова, с которым они вместе служили после училища. Поневоле начнешь относиться к духу огня как к старому приятелю.
До последнего момента не верил Сварог, что студент проявит должную сноровку и правильно вспомнит дорогу. Правда, в резерве оставался джинн, зациклившийся на исполнении последнего желания. Но, как сказал бы старшина роты прапорщик Подоляк, «негоже пулеметом бутылки открывать!»
Но – нет: в какой-то момент Леверлин бережно отложил виолон, с уверенностью прошагал на нос и принялся отдавать команды совершенно трезвым голосом.
Когда они отыскали Ворота – перемычку неподвижного синего тумана в узкой расселине, – все повторилось, как в прошлый раз: корабль нырнул в синюю мглу, мгла сгустилась до полной непроглядности, вскоре рассеялась, узкий проход в скалах повернул направо, и посудина выплыла на Ител. Низкие угрюмые тучи заполонили небо. И здесь, на этом свете, казалось ненамного светлее, чем в синем тумане: того и гляди, грянет буря и закружит утлый челн…
– Ну вот и все, – сказал Сварог.
Неуправляемый корабль тут же развернуло кормой вперед и в столь постыдной позиции понесло течением – джинн, въедливый, словно стряпчий, счел, что строго выполнил свои обязанности согласно договору о втором желании. Моряки, не дожидаясь приказа Сварога, бросились к мачте. Быстро развернули кораблик в нормальное положение, капитан встал за штурвал и повел суденышко к высокой скале, похожей на восклицательный знак. Сварог, свесившись над бортом, громко позвал (вспомнив поучения Блая):
– Доран-ан-Тег!
Взметнулся фонтан брызг – топор взлетел над серыми, украшенными серой же пеной волнами и, описав дугу, оказался в руке Сварога, больно ударив древком по ладони – Сварог не успел разжать пальцы пошире.
– Впечатляюще, – присвистнул Леверлин. – Где ты раздобыл этот славный топорик?
– Потом расскажу, когда будет время, – сказал Сварог, вытирая мокрую руку. – Интересно, чья это конница там нарисовалась?
Он достал подзорную трубу, всмотрелся. Десятка два верховых, желтые с черным кафтаны. Один как раз смотрел на кораблик в подзорную трубу.
Показалось, они встретились глазами. Сварог вздрогнул, опомнился, с видом скучающего зеваки медленно опустил трубу и спросил:
– Харланцы?
– Они, – поддакнул капитан, спокойный как танк. – Гвардейцы.
Наверное, людей с «Божьего любимчика» до сих пор сторожили по дорогам.
– Интересно, что они о нас подумали? – спросил Сварог.
Столь трогательная забота и пристальное внимание свидетельствовали, что капитан Зо кому-то крепко наступил на мозоль. Или на копыто. Еще спасибо, что в этом мире не додумались до фотороботов и прочих коварств из арсенала земных криминалистов.
– А что им думать? – хмыкнул капитан. – Один в наряде Вольного Топора, один в дворянском и мы, местные… И нас, всех пятерых, для экипажа такого кораблика маловато. Кораблик ронерской постройки. Они наверняка решили, что речные пираты захватили ронерскую посудину. На что им глубоко наплевать.
– Леверлин, у тебя есть документы? – спросил Сварог.
– Ну разумеется.
– А у вас, капитан?
– Аж три, ваша милость, – позволил себе жуликоватую улыбку подчиненный. – И все, каюсь, на разные фамилии и подданства. Вот только на кораблик у нас патента нет… ну да у меня в голенище два чистых зашиты. Впишем что захотим, дело знакомое. Название на борту есть, «Морская жемчужница», порт приписки сочиним из головы…
– Весело будет, если нападем на того, кому этот корабль знаком.
– А мы его в Риуме купили, ваша милость. – Капитан был очень доволен, что может дать хоть какой-то совет Сварогу.
– Ну и что? – не понял Сварог.
– Риуме – первое в Пограничье место по продаже ворованного и прочего неправедно доставшегося. Кораблей в первую очередь. Кого ни спросят насчет чего подозрительного – купил в Риуме у хромого да чернявого, еще один зуб у него со свистом… Все понимают, в чем дело, а доказать нельзя. Главное – как следует осмотреть кораблик, и если попадется что лишнее, выкинуть за борт.
Так они и сделали. Пооткрывали рундуки, прощупали ладонями все щели, куда не заглянуть, на всякий случай простучали даже переборки – чтобы потом не оконфузиться на таможенном досмотре, но не нашли ничего, кроме кое-какой посуды. Никакого груза в трюме не оказалось. Видимо, амазонки успели похозяйничать с чисто женской добросовестностью.
Что гораздо хуже, не оказалось ни еды, ни воды. Бочонок вина к тому времени был объединенными усилиями опустошен и вышвырнут за борт. Создавать заклинаниями еду и питье Сварог не хотел, чтобы не выдавать себя как лара. Капитан и так узнал много такого, чего ему не следовало бы знать. По этой же причине Сварог героически отказался от своих сигарет, извлекаемых из воздуха, довольствуясь одной из трубок капитана и его скверным горлодером. А есть и пить хотелось не на шутку. Один Карах безмятежно дрых у борта, ничуть не встревоженный наступившим на корабле голодом, поскольку не знал ни о голоде, ни о побеге. Джинн был начеку и настойчиво предлагал завалить корабль изысканнейшими яствами вкупе с лучшими винами – очень ему не терпелось поскорее развязаться с избавителями и отправиться восвояси. Но Сварог, твердо решивший поберечь третье желание для серьезного дела, потребовал карту и, обнаружив, что ближайшим населенным пунктом является уже знакомый ему понаслышке Готар, решительно приказал: